Прочитайте отрывки из письма М. Горького сыну.

Вопрос: Узнайте о жизни аль-Фараби. Какие благородные поступки он совершал? Чем руководствовался в жизни великий ученый?

Вопрос: Последний лист (В сокращении) О. Генри Студия Сью и Джонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома… В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами… Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома. Однажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых бровей вызвал Сью в коридор. - У нее один шанс… ну, скажем, против десяти, - сказал он, стряхивая ртуть в термометре. - И то, если она сама захочет жить. Ваша маленькая подруга решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает? Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой пациент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти вместо одного из десяти. После того как доктор ушел, Сью выбежала в мастерскую и плакала в японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской насвистывая рэгтайм. Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула. Она пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу. Вдруг Сью услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала - считала в обратном порядке. - Двенадцать, - произнесла она, а немного погодя: - «одиннадцать», а потом: - «десять» и «девять», - а потом: - «восемь» и «семь» - почти одновременно. Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи. - Что там такое, милая? - спросила Сью. - Шесть, - едва слышно ответила Джонси. - Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и еще один полетел. Теперь осталось только пять. - Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди. - Листьев. На плюще. Когда упадет последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня. Разве доктор не сказал тебе? - Первый раз слышу такую глупость! - с великолепным презрением отпарировала Сью. - Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты еще так любила этот плющ! Не будь глупышкой. Да ведь еще сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь… Постарайся уснуть, мне надо позвать Бермана, я хочу писать с него золотоискателя-отшельника. Я самое большее на минутку. Смотри же, не шевелись, пока я не приду. Старик Берман был художник, который жил в нижнем этаже под их студией. Ему было уже за шестьдесят, и борода, вся в завитках, как у Моисея Микеланджело, спускалась у него с головы сатира на тело гнома. В искусстве Берман был неудачником. Он все собирался написать шедевр, но даже и не начал его. Уже несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Он зарабатывал кое-что, позируя молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не по карману. Он пил запоем, но все еще говорил о своем будущем шедевре. А в остальном это был злющий старикашка, который издевался над всякой сентиментальностью и смотрел на себя, как на сторожевого пса, специально приставленного для охраны двух молодых художниц. Сью застала Бермана в его полутемной каморке нижнего этажа. В одном углу двадцать пять лет стояло на мольберте нетронутое полотно, готовое принять первые штрихи шедевра. Сью рассказала старику про фантазию Джонси и про свои опасения насчет того, как бы она, легкая и хрупкая, как лист, не улетела от них, когда ослабнет ее непрочная связь с миром. Старик Берман чьи красные глаза очень заметно слезились, раскричался, насмехаясь над такими идиотскими фантазиями. - Что! - кричал он. - Возможна ли такая глупость - умирать оттого, что листья падают с проклятого плюща! Первый раз слышу. Как вы позволяете ей забивать голову такой чепухой? Ах, бедная маленькая мисс Джонси! Здесь совсем не место болеть такой хорошей девушке, как мисс Джонси. Когда-нибудь я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. Да, да! Джонси дремала, когда они поднялись наверх. Сью спустила штору до самого подоконника и сделала Берману знак пройти в другую комнату. Там они подошли кокну и со страхом посмотрели на старый плющ. Потом переглянулись, не говоря ни слова. Шел холодный, упорный дождь пополам со снегом. Берман в старой синей рубашке уселся в позе золотоискателя-отшельника на перевернутый чайник вместо скалы. На другое утро Сью, проснувшись после короткого сна, увидела, что Джонси не сводит тусклых, широко раскрытых глаз со спущенной зеленой шторы. - Подними ее, я хочу посмотреть, - шепотом скомандовала Джонси. Сью устало повиновалась. И что же? После проливного дождя и резких порывов ветра, не унимавшихся всю ночь, на кирпичной стене еще виднелся один лист плюща - последний! Все еще темно-зеленый у стебелька, но тронутый по зубчатым краям желтизной тления и распада, он храбро держался на ветке в двадцати футах над землей. - Это последний, - сказала Джонси. - Я думала, что он непременно упадет ночью. Я слышала ветер. Он упадет сегодня, тогда умру и я… День прошел, и даже в сумерки они видели, что одинокий лист плюща держится на своем стебельке на фоне кирпичной стены. А потом, с наступлением темноты, опять поднялся северный ветер, и дождь беспрерывно стучал в окна, скатываясь с низкой голландской кровли. Как только рассвело, беспощадная Джонси велела снова поднять штору. Лист плюща все еще оставался на месте. Джонси долго лежала, глядя на него. Потом позвала Сью, которая разогревала для нее куриный бульон на газовой горелке. - Я была скверной девчонкой, Сьюди, - сказала Джонси, - Должно быть, этот последний лист остался на ветке для того, чтобы показать мне, какая я была гадкая. Грешно желать себе смерти. Теперь ты можешь дать мне немного бульона… Хотя нет: принеси мне сначала зеркальце, а потом обложи меня подушками, и я буду сидеть и смотреть, как ты стряпаешь. Часом позже она сказала: - Сьюди, надеюсь когда-нибудь написать красками Неаполитанский залив. Днем пришел доктор, и Сью подкаким-то предлогом вышла за ним в прихожую. - Шансы равные, - сказал доктор, пожимая худенькую, дрожащую руку Сью. - При хорошем уходе вы одержите победу. А теперь я должен навестить еще одного больного, внизу, Его фамилия Берман, Кажется, он художник, Тоже воспаление легких. Он уже старик и очень слаб, а форма болезни тяжелая. Надежды нет никакой, но сегодня его отправят в больницу, там ему будет покойнее. На другой день доктор сказал Сью: - Она вне опасности. Вы победили. Теперь питание и уход - и больше ничего не нужно. В тот же вечер Сью подошла к кровати, где лежала Джонси, с удовольствием довязывая ярко-синий, совершенно бесполезный шарф, и обняла ее одной рукой - вместе с подушкой. - Мне надо кое-что сказать тебе, белая мышка, - начала она. - Мистер Берман умер сегодня в больнице от воспаления легких. Он болел всего только два дня. Утром первого дня швейцар нашел бедного старика на полу в его комнате. Он был без сознания. Башмаки и вся его одежда промокли насквозь и были холодны, как лед. Никто не мог понять, куда он выходил в такую ужасную ночь. Потом нашли фонарь, который все еще горел, лестницу, сдвинутую с места, несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой красками. Посмотри в окно, дорогая, на последний лист плюща. Тебя не удивляло, что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да, милая, это и есть шедевр Бермана - он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист. 1. Можно ли назвать Бермана неудачником? Почему? 2. Какой главный шедевр он создал в своей жизни? 3. Что спасло тяжелобольную Джонси? 4. В чем отразилась истинная человеческая красота старого художника? 5. Как проявляется красота человека?

Вопрос: Вы мечтаете стать летчиком, однако на сегодня не обладаете крепким здоровьем. Что можно предпринять?

Вопрос: Часы И.Стишенок На прилавке в магазине лежали часы: маленькие и большие, легкие и тяжелые. Среди них выделялись одни – очень изящные часики. Яркий циферблат, блестящие стрелочки и сияющий корпус привлекали внимание многих покупателей. -Сейчас нас купят, – гордо говорил Циферблат, увидев, как внимательно смотрит на них очередной покупатель. – И все потому, что я своим ярким цветом затмеваю всех конкурентов. -И вовсе не поэтому, – возражали ему Стрелочки. – При чем тут ваш цвет, если из-за нашего блеска его все равно не видно? Это мы своей красотой и изяществом так привлекаем покупателей. -Ну и фантазерки вы, – смеялся Корпус. -Где это вы у себя нашли изящество? Вот я-другое дело, я – само совершенство. Только посмотрите на меня. И он подвигался ближе к самой яркой лампочке. В часах было очень много важных деталей, но покупатели смотрели куда-то вверх, с сожалением вздыхали и разочарованно уходили. -Как жаль, – говорили они, – такие красивые часы, и такая неприятность. -Что происходит? – встревожился Циферблат после того, как очередной покупатель не захотел их купить. -Не знаем, – сказали Стрелочки и тоже посмотрели вверх. Над прилавком висели Большие часы. -Уважаемые, что вы такое делаете, что все отказываются нас покупать? – недовольно спросили у них Стрелочки. -Мы показываем точное время, – ответили Большие часы. – А ваше с ним, к сожалению, не совпадает. Вы так заняты своими спорами, что постоянно отстаете. -Мы отстаем? – удивились Стрелочки. – Да мы сейчас обгоним всех! И они начали крутиться так быстро, словно стремились обогнать само время. -Торопитесь, торопитесь, спешите, – подбадривал их Циферблат. – Покажем всем, чего мы стоим. -И нас сразу купят, – поддерживал Корпус и подвигался еще ближе к яркой лампочке. Вот так быстро крутились и вертелись все детали, как вдруг Корпус вскрикнул: -Ой, у меня что-то кольнуло в боку! -Ой, – воскликнули вслед за ним Стрелочки и безвольно повисли на винтике, вокруг которого крутились. -Ну и работнички, – хмыкнул Циферблат. – То отстают, то спешат, а сейчас и вовсе упали и шевельнуться не могут. -Что с нами? – спросили Стрелочки у Больших часов. -Ваш механизм расстроился, – сказали те. – Вы его совсем загоняли. -Какой механизм? – удивленно спросил Циферблат. -Тот, что спрятан в Корпусе, – пояснили Большие часы. -Ах, этот, – безразлично сказал Циферблат, вспомнив про невзрачные шестеренки и пружинку. – Ну и что? -А то, что без него часы не пойдут. -Наши часы не пойдут из-за каких-то шестеренок? – удивились Стрелочки. – Да вы шутите, уважаемые. Всем известно, что часы идут потому, что двигаемся мы. И Стрелочки важно подняли вверх свои носики. -Ну что же, идите, – сказали Большие часы и отвернулись. Как Стрелочки ни старались, им не удалось сдвинуться с места даже на одно деление. -Я всегда знал, что не вы здесь самые главные, – сказал Циферблат и, посмот- рев на Большие часы, спросил: – И что же нам теперь делать? -Надо вызвать Мастера, – ответили Большие часы и громко зазвонили. Мастер открыл корпус ручных часов и увидел выскочившую шестеренку. -Мы что, остановились из-за этой мелочи? – возмутились Стрелочки. -Это не мелочь, а часть вашего механизма, – сказали Большие часы. – Без нее вы – просто набор деталей. Видимо, вам следует научиться уважать тех, кто трудится вместе с вами для общего дела. -Уважать какую-то Шестеренку? – фыркнул Корпус. – Да ее даже не видно за мной. -Может быть, и не видно, но без ее исправного хода лежать вам долго, и даже не здесь, а где-нибудь на складе Ненужных вещей, – ответили Большие часы. -Да? – удивился Циферблат. – И что же нам делать? -Уважать каждую деталь и слаженно работать, – повторили Большие часы. -А как это? – уточнили Стрелочки. -Посмотрите на работу Мастера и подумайте. Мастер тем временем аккуратно смазал все Шестеренки, поставил выпавшую на место и подкрутил Пружинку, из-за которой часы опаздывали. -Значит, точный ход часов зависел от Пружинки, а не от нас? – удивились Стрелочки. – Действительно, надо присмотреться к работе нашего механизма. И они с любопытством засунули свои носики внутрь Корпуса. Перед Стрелочками открылся незнакомый мир. Шестеренки находились в непрерывном движении. Каждая из них кружилась вокруг своей оси и одновременно соприкасалась с другими. Пружинка то сжималась, то разжималась в такт движению шестеренок, а неизвестный Валик проходил сквозь одну сторону Корпуса наружу, туда, где находилась Заводная головка. -А ты почему здесь? – спросили у нее Стрелочки. – Почему не в Корпусе? -Я служу для связи механизма часов с Человеком, помогаю ему привести Шестеренки в движение. А еще я могу помочь вам показывать более точное вре мя, – ответила Заводная головка и добавила: – Но, впрочем, когда весь механизм работает слаженно, моя роль незаметна. -Да, – призадумались Стрелочки, – как много мы не знали! -И я, – сказал Циферблат. -И я, – добавил Корпус. – Раньше я думал, что моя главная задача – привлекать покупателей, а оказывается, внутри меня находится очень важный, точный и хрупкий механизм, и мне следует лучше заботиться о нем и беречь его. Я ведь не только красивый, но и крепкий, прочный. Совсем забыл об этом. И Корпус вздохнул. -Нам всем есть о чем подумать, – сказали Стрелочки и, посмотрев на Большие часы, добавили: – Спасибо за помощь, уважаемые. -Всегда рады помочь, – ответили Большие часы и громко зазвонили. Мастер закрыл корпус ручных часов, завел их и положил на прилавок. -Мы – команда! Как здорово! – подумали Стрелочки и впервые почувствовали связь со всем механизмом. -Посмотри, какие красивые часики! – вдруг послышался женский голос. -Не только красивые, но и точные, – добавил мужской. -Я куплю их, – произнесла девушка. «Наконец-то», – подумал Корпус. Он внимательно осмотрел каждую деталь внутри себя и мягко опустился на женскую руку – пришло время служить. 1. Воспринимали ли Циферблат, Стрелочки и Корпус себя частью единого целого – часов? Почему они не уважали другие детали? 2. Какой вклад в общее дело вносили другие, незаметные, детали часового механизма? 3. Что помогло героям сказки понять, что они – команда? 4. Можно ли сравнить взаимоотношения героев этой сказки с взаимоотношениями людей? Каков смысл сказки? 5. Что, на ваш взгляд, является основой взаимоотношений в любом коллективе?

Вопрос: Прочитайте высказывания. Какое значение придают авторы истине в жизни человека? Истиной веет ветер, истиной сияет солнце, истина - основание речи, все основано на истине. Древнеиндийская мудрость В делах спорных суждения различны, но истина всегда одна. Петрарка Истина была единственной дочерью времени. Леонардо да Винчи Истина так нежна, что чуть только отступил от нее, впадаешь в заблуждение; но и заблуждение это так тонко, что стоит только немного отклониться от него, и оказываешься в истине. Паскаль Стремление к истине - единственное занятие, достойное героя. Джордано Бруно

Вопрос: Не подумали! (Отрывок) И. Кошелева Было это в студенческие годы. Компанией отправились мы в Крым. Поработав на виноградниках, решили еще и просто отдохнуть. Поехали в Севастополь, остановились на базе отдыха около города, в Каче. До сих пор помню то крымское лето. Акации уже припорошены пылью, но пахнут все еще сладко, травы выгорели, только на земле вьется какая-то жесткая рыжая травка. Зато ветер с моря полон влаги. Попали мы в Качу к концу дня, пока все оформляли, пока поужинали... Южная ночь накрыла нас без предупреждения – ни сумерек, ни полутьмы – палатку ставили почти на ощупь, при карманном фонарике. А утром мы проснулись от какого-то беспокойного птичьего попискивания. Оказалось, что колышек одной из палаток мы вбили прямо рядом с гнездом – как не задели, как не разорили случайно, не знаю. В гнезде было пять птенцов, чуть оперившихся, уродливо головастых. Открыв клювы, они пищали надрывно и требовательно. Мать их попискивала шагах в десяти от нас – неутешная серая пичуга с хохолком на голове. Все мы ее жалели, бедную мать. Все мы пытались кормить птенцов мошками – из рук они почему-то не ели. Кто-то даже предложил перенести гнездо в сторону, но сделано оно было не слишком капитально, возьми с земли – расползется. Ребята мы были не злые и, выразив все добрые, жалостливые чувства к пернатым творениям природы, купались до посинения в прекрасном море. А вечером, конечно, заснули как убитые. Утром обнаружили новых соседей. Еще одна палатка возникла в темноте, и ее колышек (бывает же так!) тоже почти упирался в злополучное гнездышко – с другой стороны. И снова судьба пощадила птенцов, все пятеро были живы, хотя кричали уже не столь яростно, как вчера – без матери им было плоховато, голодные, они явно притомились. В новом, временном, ярко-желтом палаточном домике поселилась семья латышей: отец, мать и высокий мальчик. Чуть проснувшись, они заспешили, стали сворачивать свою палатку. -Дальше в путь? – полюбопытствовали мы. -Нет, будем жить здесь десять дней, – объяснила женщина. – Только вон там,– указала она кивком головы на ближайшую стайку палаток. -Не понравилось? – удивились мы. – Здесь к морю ближе и к водопроводу. -Понравилось, – улыбнулась она нам в ответ. – Только... Только ведь место занято, – и женщина показала на гнездо. – Если мы не уйдем, они погибнут. Птичка с хохолком расхаживала невдалеке по тропинке. Туда-сюда, туда-сюда, как волнующийся, нервничающий человек. А нам было ужасно стыдно, ужасно не хотелось, чтобы эти трое догадались, что мы на том месте уже не первые сутки... Мы тоже перенесли свою стоянку, и вечером у костра кто-то из нас сказал: «Вот ведь все знали, что «братьев наших меньших надо беречь», все птицам добра желали, все сочувствовали, а сделать – не подумали». 1. Как можно охарактеризовать отношение рассказчиков к окружающему миру? 2. В чем проявилась их забота о птенцах? 3. Какой урок преподала вновь прибывшая семья? 4. Что такое действенная помощь? 5. Как человек может преобразовать окружающий мир?

Вопрос: Пофантазируйте и составьте возможную историю о том, как Джон Ив смог стать врачом.

Вопрос: Жить с улыбкой (Отрывок) Вольтер По Д. Гоулману Невыносимо парило уже с утра. В Нью-Йорке выдался один из тех жарких и влажных августовских дней, когда ощущаемый дискомфорт повергает людей в уныние. Я возвращался в отель и, войдя в автобус, следовавший по Мэдисон- авеню, испытал почти что шок, наткнувшись взглядом на водителя, чернокожего мужчину средних лет, сиявшего радостной улыбкой, который поприветствовал меня дружеским: «Здорово! Как дела?» Так он обращался к каждому входившему в автобус, неспешно ползущий в густом потоке машин, как обычно переполнивших в этот час центр послеполуденного города. И каждый пассажир, подобно мне, вздрагивал от неожиданности, но, будучи из-за погоды в дурном расположении духа, мало кто отвечал на его добродушное приветствие. Однако по мере того как автобус на пути в спальный район выруливал из уличных пробок, происходило медленное, прямо-таки волшебное превращение. Водитель, пока суд да дело, развлекал нас непрерывным монологом, живо комментируя происходящее вокруг: вон в том магазине во время распродажи творилось нечто невообразимое, а в этом музее открылась замечательная вы- ставка, вы еще ничего не слышали о новом фильме, что недавно пошел в кинотеатре на углу? Его восхищение богатыми возможностями, которые предоставлял своим жителям этот город, заразило пассажиров, и они, подъезжая к своей остановке, сбрасывали с себя скорлупу мрачной угрюмости, в которой входили в автобус, и когда водитель кричал им вслед: «Пока! Всех вам благ!», каждый с улыбкой отвечал ему тем же. Воспоминание об этом случае жило во мне почти двадцать лет. Когда я ехал на этом автобусе, ходившем по Мэдисон-авеню, я только что защитил докторскую диссертацию по психологии; но в то время в психологии обращалось слишком мало внимания на то, как вообще могла произойти подобная метаморфоза. Психологической науке почти ничего не было известно о механике эмоций. И все же, представив распространение вируса доброжелательности, который, должно быть, прокатился по всему городу, исходя от пассажиров этого автобуса, я понял, что его водитель был кем-то вроде городского миротворца, почти волшебником по своей способности преобразовывать бродившую в его пассажирах мрачную раздражительность, чтобы чуть-чуть смягчать их сердца и делать их добрее. Что нагоняло уныние на пассажиров? Можно ли предположить, что жара доставляла неприятности и самому водителю? Почему? Как поначалу реагировали пассажиры на приветствие водителя? Какую роль в конечном итоге сыграла доброжелательность водителя автобуса? Что помогает человеку преодолеть усталость, раздражительность, плохое настроение?

Вопрос: Как вы понимаете слова: «Каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске»? Дар великого колумбийца Великий колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес уходит из общественной жизни - обострение рака лимфатических желез. Многочисленным друзьям по всему свету он адресует это прощальное письмо. Один из последних даров миру прекрасного человека и подлинного мастера. «Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю. Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости. Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами - это потеря шестидесяти секунд света. Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят. И как бы я наслаждался шоколадным мороженым! Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу… Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю… Я бы жил в любви с любовью. Ребенку я дал бы крылья и научил бы его летать. Пожилых я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения. Как многому я научился у вас, о люди ... Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске. Я понял, что когда новорожденный впервые сжимает отцовский палец в своем крошечном кулачке, он хватает его навсегда. Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз, лишь когда он должен помочь ему встать на ноги. Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я, к несчастью, умираю…» После этого письма великий писатель прожил еще более 20 лет… Он ушел из жизни 17 апреля 2014 года. По материалам СМИ

Вопрос: Подумайте, что можно сделать для сближения живущих рядом взрослых людей и детей, предложите какое-то дело, которое заинтересует всех. Зная, что в каждом доме есть люди, нуждающиеся в помощи, предложите, как сообща можно им помочь.