Горький запах полыни (Отрывок из повести) С. Муратбеков Новенький


Ответы на все, о чем вы хотели узнать
🔗 ГДЗ, Решебники, ответы тут 🔗
Самопознание

Вопрос: Горький запах полыни (Отрывок из повести) С. Муратбеков Новенький мальчик в нашем ауле – слишком выдающееся событие, поэтому мы мигом забыли про игру и окружили Аяна. Каждый норовил протолкнуться поближе и хорошенько разглядеть новичка. Для нас, аульных детей, Аян в этот момент был и театром, и цирком. -Слышь, кто он, а? -А откуда он, ты не знаешь? – спрашивали мы друг у дружки, пихаясь локтями и жадно рассматривая Аяна с головы до пят так бесцеремонно, точно он был неодушевленным предметом. А он, в свою очередь, глядел на наш растерзанный вид, и во взгляде его сквозило недоумение. Хороши мы были тогда, грязные, точно поросята! Штаны и рубахи под слоем пыли потеряли свой первозданный цвет и висели клочьями, словно только что побывали в зубах у своры собак. Его одежда не отличалась ни новизной, ни качеством, но чистенький и опрятный облик Аяна поражал, как царская роскошь. -Гляньте на него, такой сопляк, а уже отпустил чуб, – высказался первым Есикбай, плохо скрывая зависть. Нам было не смешно, но все же мы рассмеялись, стараясь поддержать своего товарища перед чужаком. Смех получился фальшивый, как будто нас вынуждали. Аян густо покраснел и промолчал. -А я знаю, кто он! – громко произнес Садык. – Вы приехали вчера вечером, верно? – обратился он к новичку. – И у вас еще была темно-серая корова. Правильно я говорю? -Правильно, – кивнул серьезно мальчик. – Только она не совсем темная. Ты видел ее вечером, а днем она гораздо светлее, и еще у нас есть теленок. – И мне почудилось, будто по его губам скользнула усмешка. А Садык продолжал свое: -Как тебя звать? -Аян. Кое-кто из ребят зашевелил губами, стараясь запомнить его имя. -Пойдем с нами, будем дружить, – предложил Садык и, не дожидаясь согласия, ухватил Аяна за руку и потянул за собой. Новичок взглянул на его грязные исцарапанные пальцы и осторожно высвободил руку. Ну, подумал я, и начнется сейчас. Вряд ли стерпит Садык такое оскорбление. -Ребята, где у вас можно купаться? Жарко, так и печет, – сказал Аян, не дав Садыку обидеться. -Ну, у нас имеется такое местечко, вода – во! – ответил за всех простодушный Садык. -Хочешь, сходим сейчас? -Хочу! – кивнул Аян. Садык повел приезжего к заводи, всячески расписывая по дороге ее дос- тоинства. А мы повалили следом. Ребята крутились перед Аяном, каждый старался вставить свое словечко и тем самым возвыситься в глазах диковинного мальчика. Но хозяином положения был Садык. -Знаешь, сколько могу просидеть под водой? Пока ты сосчитаешь до шестидесяти, – упоенно врал и в эту минуту верил сам себе наш «честнейший» Садык. -А у меня тоже есть белая рубашка, между прочим. Только она лежит в большом сундуке. Не велит надевать мама. Вот, говорит, подрастешь – и носи на здоровье, – сказал Касым-царапка. Это прозвище он получил за то, что в драке всегда лез ногтями в лицо. Ревел в три ручья и в то же время так и норовил вцепиться в глаза. Поэтому многие ребята старались не связываться с Касымом-царапкой. И только Есикбай не боялся его длинных ногтей. Сейчас Есикбай ревниво брел в стороне. Он был самым сильным драчуном, жилистым и длинноруким, и поэтому некоторые мальчишки то и дело лебезили перед ним. А теперь его будто и не было – все внимание ребята отдали чистюле- новичку. Вот отчего Есикбай шел в гордом одиночестве и брюзжал презрительно себе под нос. -А ну-ка иди сюда, Царапка! – рявкнул Есикбай, едва Касым закрыл рот. Касым приблизился с опаской, на всякий случай его пальцы скрючились, точно когти беркута. -А может, в твоем сундуке и золота полным-полно? Но-но, спрячь свои когти, кошка. А голову подставь, вот так. – И Есикбай звонко щелкнул Царапку по голове. Голова Царапки зазвенела, словно спелый арбуз. А Есикбай щелкнул еще и еще, вкладывая все свое умение и силу. Касым заплакал от злости и бросился на обидчика. Но Есикбай опередил его и ударил по носу. Касым зажал нос ладонью и поплелся назад, в аул, ссутулившись и вздрагивая. А Есикбай посмотрел Аяну в глаза многозначительно, как бы говоря: учти на будущее – у меня разговор короткий. Аян, в свою очередь, обвел нас вопросительным взглядом: мол, что же это у вас творится? Но никто не хотел связываться с Есикбаем, и мы отвели глаза. К тому же коварный Касым не пользовался нашим расположением. -Ты, конечно, сильный, но за что так его? – спросил Аян Есикбая, покачав головой. Есикбай саркастически фыркнул и опять отошел в сторону. На большее он пока не решался. Сегодня Аян и для него был чем-то необычным. В тот день мы купались, загорали и снова купались, до вечера играли у заводи и так свыклись с Аяном, будто он жил в нашем ауле со дня рождения. Словом, в первые же дни Аян завоевал всеобщую симпатию. Особенно нам понравился его мягкий и покладистый характер. Каждый, конечно, стал исподволь набиваться в друзья, но Аян относился ко всем одинаково по-доброму, давая понять, что желает ладить со всеми. Кое-кто из забияк пытался расшевелить Аяна, прощупать его, но Аян только хмурил брови и отходил подальше, а самому настойчивому ответил так: -Я не хочу драться. Потому что это глупо, и потому что я у бабушки один. Если я подерусь, ей будет неприятно. И провокатор отошел с миром. В том, что Аян был не хилого десятка, он убедился еще в день знакомства. Тогда мы боролись на песке, и новичок клал всех на лопатки. Только Есикбай одержал над ним победу. Я сидел за одной партой с Аяном и был первым свидетелем его школьных успехов. Его способности проявились с самого начала. Помнится, после надоевших нуликов и палочек учитель написал на доске первую букву, и мы, высунув языки, перерисовывали ее на листочки. Наши пальцы, сильные и крепкие в уличных играх, еле управлялись с карандашом. Мы все еще боролись с непослушными пальцами, а Аян уже нетерпеливо ерзал на скамье и спрашивал у учителя, что делать дальше. -Не спеши, всему свое время, Аян, – успокаивал учитель, радуясь живому, любознательному ученику. После урока Аян говорил с возмущением: -Почему он не написал все буквы? Я бы их выучил сразу и написал папе письмо. Мы понимали его: каждый из нас ждал той минуты, когда можно будет сесть за стол, написать письмо отцу или брату на фронт. Будто почувствовав это, наш престарелый учитель не жалел своих сил и терпения, и вскоре наступил великий день. На одной из перемен мы столпились за спиной Аяна, и он самостоятельно вывел слова: «Мой дорогой папочка…» Отныне, вернувшись из школы, Аян располагался на полу и писал письмо, слюнявя химический карандаш. Уже после второй строки его губы становились фиолетовыми, точно он перекупался в заводи. Почти каждый день из аула уходило письмо, адресованное отцу Аяна. Иногда их было два в том случае, если бабушка усаживалась на постели и диктовала свое письмо. Мы завидовали Аяну, потому что еще не научились связывать на бумаге слова в осмысленные предложения. Но наш новый приятель нисколько не заносился перед нами. Бывало, придешь к нему, скажешь: -Аян, помоги. Уж очень хочется написать брату письмо. А он отвечает великодушно: -Возьми мое и перепиши. Только имя моего отца замени именем своего брата. Понятно? Киваешь: понятно, и мчишься домой в нетерпении. 1. Какое впечатление произвел на вас каждый из героев рассказа? Кто вам понравился больше всех? 2. За что ребята полюбили Аяна? 3.Как Аян относился к своим новым друзьям? 4. Можно ли назвать Аяна лидером? Как проявились его лидерские качества? 5. Вы бы хотели равняться на Аяна? В чем?
Ответ:

Все ответы из этого учебника Все вопросы по Самопознанию

Похожие вопросы

Вопрос: Проанализируйте ситуации. Возможно ли найти способ выхода из них, который устроил бы всех участников? Предложите свой вариант. Я обещал родителям прийти домой сразу после уроков или позвонить им, если я задерживаюсь. Однако мы так увлеклись с друзьями обсуждением вчерашнего матча, что не заметили, как пролетели два часа. Конеч- но, маме я не позвонил. Я возвращаюсь домой, мама открывает дверь…

Посмотреть ответ

Вопрос: Семь чудес Казахстана По Б. Аягану У каждого народа существуют свои «чудеса» – сокровища культурного наследия. В этих культурных сокровищах народ рассказывает о себе и о том, что он сумел узнать и понять, разгадать и почувствовать. К сокровищам культурного наследия казахского народа относятся семь наиболее ярких явлений: наскальные изображения урочища Тамгалы, Золотой человек, домбра, юрта, мавзолей Хожи Ахмета Ясауи, подземные мечети Мангыстау, Байтерек. Урочище Тамгалы В 170 км к северо-западу от Алматы находится святилище Тамгалы (2 тыс. лет до н. э.). 4500 петроглифов (наскальных изображений) изображают священных животных, культовые и обрядовые сцены, сцены охоты и быта. Ущелье представляет собой поистине древнюю художественную галерею, в которой номады1 запечатлели свое понимание мира и человека в нем. Галерея петроглифов Тамгалы является сокровищем мирового значения и находится под защитой ЮНЕСКО. Золото человек В полевой сезон 1969 – 1970 годов казахский археолог Бекмуханбет Нурмухан- бетов исследовал предгорья Семиречья. На берегу реки Иссык он обнаружил богатейшее захоронение, которое вошло в мировую науку под названием «Золотой человек». Облачение сакского воина продемонстрировало всему миру знания и культуру древних кочевников, которые размышляли о взаимоотношениях человека с окружающим миром, о борьбе добра и зла в нем. Домбра Домбра – древний уникальный инструмент. Ни один из инструментов не может соперничать по популярности с домброй, ни один из них не окружен той любовью и почитанием, которыми пользуется домбра. Только на домбре исполняется огромное количество кюев, которые стали неотъемлемой частью духовной культуры казахского народа. В народе говорят, что она может передать все, что на душе у человека. Но чтобы запела домбра, человеку самому нужно постичь душу этого инструмента. Подземные мечети Мангыстау Земля Мангыстау – это археологический заповедник древнейшей цивилизации, музей под открытым небом. В нем 11 000 исторических памятников взяты под государственную охрану. Это страна тысячи наскальных поэм-рисунков, край уникальных сооружений и мечетей, возведенных предками (Бекет ата, Шакпак ата, Шопан ата, Масат ата и др.). Эти сооружения есть оставленное в наследие потомкам зримое воплощение древней духовной культуры нашего народа, вобравшей в себя самые прогрессивные идеи Востока и Запада. Тысячелетие назад по земле Мангыстау проходил Великий Шелковый путь от Хорезма и Хивы в Европу и на Ближний Восток. Открыв мир, наши предки сумели остаться самими собой, сохранить свою культуру, традиции и обычаи. Мавзолей Ходжи Ахмет Ясауи Самая главная достопримечательность Туркестана – мавзолей Хожи Ахмета Ясауи (1094–1166). Он возведен еще в XIV–XV веках в честь исключительно почитаемого на Востоке духовного лидера тюркских народов, видного представителя тюркоязычной суфийской поэзии. В своем знаменитом цикле «Дивани хикмат» («Сборник мудрых высказываний») Хожа Ахмет Ясауи изложил систему нравственных правил того времени, поведал о своих размышлениях о доброте, терпении, справедливости. В июне 2003 года мавзолей был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Казахская юрта Юрта – один из древнейших типов передвижного жилища, широко распространенного в среде кочевых народов. Во все времена это было практичное и удобное жилье. Воспринимавшие природу, Вселенную как естественное жилище, древние кочевники создавали свой собственный дом по тем же законам. Казахская юрта сохраняет прохладу воздуха в жаркие летние дни, оберегает от пронзительных холодных ветров, не промокает от потоков проливных осенних ливней. Обустраивание жилого пространства в соответствии с законами мироздания – вот ценные знания, оставленные нам нашими предками. Благодаря им юрта стала символом родины и древней культуры народа. Байтерек «Байтерек» означает Дерево жизни, которое растет у Мировой реки на стыке миров. Корни Дерева жизни удерживают землю, а крона подпирает небо. По преданию, каждый год в кроне Байтерека священная птица Самрук откладывает золотое яйцо – Солнце, которое проглатывает дракон Айдахар, живущий у его подножия. Символически это означает смену лета и зимы, дня и ночи, борьбу добра и зла. Для казахстанцев Байтерек – символ молодого, растущего государства. Государства, которое из прошлого протянуло и сохранило свои исторические корни, имеет прочный развивающийся ствол в настоящем. Крона же, на которой вырастут плоды, устремлена к будущему процветанию. 1. Почему эти явления культуры названы чудесами? 2. Какие из перечисленных явлений культуры казахского народа вам знакомы? 3. Какие еще «чудеса» Казахстана вы можете назвать

Посмотреть ответ

Вопрос: Прочитайте текст. Какие наставления дает автор? Почему нужно слушать свою совесть? Напишите творческое письмо-обращение к людям. Дайте в нем свои наставления о том, как жить по совести. Как воспитать настоящего человека? (Фрагмент) В. Сухомлинский Поступай так, как должно, не для видимости, не потому что кто-то увидит твои хорошие поступки и похвалит тебя, а по велению собственной совести. Быть настоящим человеком наедине со своей совестью значительно труднее, чем на глазах людей, оценивающих твои поступки, одобряющих добро и порицающих зло. Отчитываться перед своей совестью несравненно труднее, чем перед другим человеком. Если ты наедине с самим собой делаешь что-то плохое и полагаешь, что об этом никто не узнает, – ты ошибаешься. Прятаться от людей – низость, прятаться от себя – низость, помноженная на подлость и лицемерие. Будь предельно честен наедине с самим собой.

Посмотреть ответ

Вопрос: Подвиг земляка Б. Искаков 30 апреля 1945 года состоялся решающий штурм нацистской цитадели". К тому времени советские войска окружили Рейхстаг, и до цели оставалось всего метров двести: королевская площадь, канал, заградительные сооружения. И все это пространство находилось под шквальным огнем оборонявшихся фашистов. Согласно журналубоевых действий 150-й стрелковой дивизии, в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года лейтенант Кошкарбаев и рядовой Булатов «по-пластунски подползли к центральной части здания и на лестнице главного входа поставили красный флаг». Вот как описывает водружение первого красного знамени сам Кошкарбаев: «Комбат Давыдов подвел меня к окну. «Видишь, - говорит, - Рейхстаг? Подбери нужных людей, будешь водружать флаг». И передал мне темный, довольно тяжелый сверток - флаг, завернутый в черную бумагу. С группой разведчиков я выскочил из окна. Вскоре нам пришлось всем залечь. Начался сильный огонь. Возле меня остался один боец. Это был Григорий Булатов. Он все спрашивал: «Что мы будем делать, товарищ лейтенант?» Мы лежали с ним возле рва, заполненного водой. «Давай поставим свои фамилии на флаге», - предложил я ему. И мы химическим карандашом, который у меня оказался в кармане, тут же, под мостиком лежа, написали: «674 полк, 1 б-н». И вывели свои имена: «Л-тКошкарбаев, кр-цБулатов». Мы тут пролежали до темноты. Потом началась артподготовка, и с первыми же выстрелами ее мы подбежали к Рейхстагу. Я поднял Булатова, придерживая его за ноги, и тут, на высоте второго этажа, установили флаг…» По словам Кошкарбаева, 260 метров открытого пространства они вместе с Григорием Булатовым ползли более семи часов. Фронтовой товарищ Рахимжана Кошкарбаева Жанша Жанаев вспоминает: «Когда он туда добрался, немцы еще сидели в подвалах и чердачных помещениях Рейхстага. Их еще предстояло выбить оттуда. И когда он флаг повесил, тут уже войска, которые находились на подступах и не могли пробиться, хлынули с криком «Ура!» Вот тогда уже стало ясно: Рейхстаг пал, Берлин взят!» Полковой флаг, который лейтенант Кошкарбаев и рядовой Булатов закрепили на фронтоне Рейхстага, походил на кусок красной ткани. Позже, когда остальные бойцы Красной Армии прорывались в Рейхстаг, подобные знамена устанавливали в самых разных местах. Но то, что первыми были Кошкарбаев и Булатов, знали все командиры, вплоть до маршала Жукова. Но поднять официальное Знамя Победы никого из них не назначили. «Это знамя было уже водружено 2 мая, когда военные действия притихли. И это было поручено назначенным представителям воинских частей. Это Кантария и Егоров. Они получили звания Героев Советского Союза. А вот те, кто водружал знамя первыми, так и не попали в эту категорию», - рассказывает Жанаев. Восхищались героическим подвигом двух отважных бойцов известный писатель Борис Горбатов, в то время военный корреспондент, и известный кинооператор Роман Кармен. «В самом деле, пора уже перестать сравнивать воинов нашей армии с орлами и беркутами. Какой беркут может сравниться с казахом Кошкарбаевым, который на моих глазах вместе с другими товарищами водрузил Знамя Победы над Рейхстагом. Чтобы показать такого героя, нужен совсем иной поэтический строй, иные образы, иная поэзия», - писал Горбатов в статье, помещенной в «Литературной газете» от 18 декабря 1948 года. Один из тех, кому был дорог подвиг Кошкарбаева и Булатова, - корреспондент дивизионной газеты Василий Субботин. В свое время журналист неоднократно писал об их мужестве. В одном из поздних воспоминаний Субботин даже выражает такую озабоченность: «Эти 15 лет я просто терзался, что тот подвиг, что был совершен молодым Рахимжаном и Булатовым, как бы забылся. Ничье имя, как бы оно ни было поднято, не должно затмевать других, проявивших столь же высокое мужество». Однако эта несправедливость не сломала нашего земляка. По словам его дочери, Алии Рахимжановны, он жил настоящим, никогда не впадал в уныние и не вел себя как обиженный, потому что у него была очень сильная любовь к жизни и вера в себя. Рахимжан Кошкарбаев трижды избирался депутатом в Алма-Аты. Написал две книги: «Знамя Победы» и «Штурм». «Он жил сегодняшним днем», - вспоминает дочь героя. В 2005 году режиссер Адиль Медетбаев снял документальный фильм «Штурм» о Рахимжане Кошкарбаеве. А совсем недавно официальный российский телеканал «Россия 24» впервые признал первенство Кошкарбаева и Булатова. Рахимжан Кошкарбаев скончался в 1988 году в Алма-Ате. После обретения Казахстаном независимости Указом Президента республики Нурсултана Назарбаева ему посмертно было присвоено звание «Халык Каһарманы». 1. Благодаря каким нравственным качествам Рахимжана Кошкарбаева и Григория Булатова стал возможен их подвиг? 2. Почему историческая несправедливость не сломила нашего земляка? 3. Как проявляется вера человека в себя?

Посмотреть ответ

Вопрос: Чудесный доктор (В сокращении. Начало) -Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то… Смеется… А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка во рту, травка!.. Вот штука-то! Двое мальчуганов, стоящих перед огромным окном гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой. Здесь возвышались целые горы яблок и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов; протянулись на блюдах огромные копченые рыбы… Глядя на витрину, оба мальчика на минуту забыли о важном поручении, возложенном на них матерью, – поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно. Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища. Он дернул брата за рукав и произнес сурово: -Ну, Володя, идем… Нечего тут… Одновременно подавив тяжелый вздох (старшему из них было только десять лет, и к тому же оба с утра ничего не ели, кроме пустых щей) и кинув последний влюбленно жадный взгляд на гастрономическую выставку, мальчуганы торопливо побежали по улице. По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, праздничное оживление толпы – все осталось позади. Потянулись пустыри, узкие переулки, мрачные косогоры… Наконец они достигли покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком. Обойдя тесным, обледенелым и грязным двором, они спустились в подвал, прошли в темноте общим коридором, отыскали ощупью свою дверь и отворили ее. Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана давно успели привыкнуть и к этим закоптелым, плачущим от сырости стенам, и к мок- рым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату веревке. Но сегодня, после всего, что они видели на улице, после этого праздничного ликования, которое они чувствовали повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого, недетского страдания. В углу на постели лежала девочка лет семи; ее лицо горело, дыхание было коротко и затруднительно, широко раскрытые блестящие глаза смотрели пристально и бесцельно. Рядом с постелью, в люльке, привешенной к потолку, кричал, морщась, надрываясь и захлебываясь, грудной ребенок. Высокая, худая женщина, с изможденным, точно почерневшим от горя лицом, стояла на коленях около больной девочки, поправляя ей подушку и в то же время не забывая подталкивать локтем качающуюся колыбель. Когда мальчики вошли, женщина обернула назад свое встревоженное лицо. -Ну? Что же? – спросила она отрывисто и нетерпеливо. Мальчики молчали. Только Гриша шумно вытер нос рукавом своего пальто, переделанного из старого ватного халата. -Отнесли вы письмо?.. Гриша, я тебя спрашиваю, отдал ты письмо? -Отдал, – сиплым от мороза голосом ответил Гриша. -Ну, и что же? Что ты ему сказал? -Да все, как ты учила. Вот, говорю, от Мерцалова письмо, от вашего бывшего управляющего. А он нас обругал: «Убирайтесь вы, говорит, отсюда…» -Да кто же это? Кто с вами разговаривал?.. Говори толком, Гриша! -Швейцар разговаривал… Я ему говорю: «Возьмите, дяденька, письмо, пере- дайте, а я здесь внизу ответа подожду». А он говорит: «Как же, говорит, есть у барина время ваши письма читать…» -Ну, а ты? -Я ему все, как ты учила, сказал: «Есть, мол, нечего… Машутка больна… Помирает…» Говорю: «Как папа место найдет, так отблагодарит вас, Савелий Петрович, ей-богу, отблагодарит». Ну, а в это время звонок как зазвонит, а он нам и говорит: «Убирайтесь скорее отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было!..» А Володьку даже по затылку ударил. -А меня он по затылку, – сказал Володя и почесал затылок. Больше мать не расспрашивала. Долгое время в душной, промозглой комнате слышался только неистовый крик младенца да короткое, частое дыхание Машутки. Вдруг мать сказала: -Там борщ есть... Поели бы... Только холодный – разогреть нечем... В это время в коридоре послышались чьи-то неуверенные шаги. Мать и оба мальчика обернулись. Вошел Мерцалов. Он был в летнем пальто, летней войлочной шляпе и без калош. Его руки взбухли и посинели от мороза, глаза провалились, точно у мертвеца. Он не сказал жене ни одного слова, она ему не задала ни одного вопроса. Они поняли друг друга по тому отчаянию, которое прочли друг у друга в глазах. В этот роковой год несчастье за несчастьем безжалостно сыпались на Мерцалова и его семью. Сначала он сам заболел брюшным тифом, и на его лечение ушли все их скудные сбережения. Потом, когда он поправился, он узнал, что его скромное место управляющего домом на двадцать пять рублей в месяц занято уже другим… Началась отчаянная погоня за случайной работой, залог вещей, продажа всякого хозяйственного тряпья. А тут еще пошли болеть дети. Елизавете Ивановне приходилось одновременно ухаживать за больной девочкой, кормить грудью маленького и ходить на другой конец города в дом, где она стирала белье. Весь сегодняшний день был занят тем, чтобы посредством нечеловеческих усилий выжать откуда-нибудь хоть несколько копеек на лекарство Машутке. С этой целью Мерцалов обегал чуть ли не полгорода, унижаясь повсюду; Елизавета Ивановна ходила к своей барыне, дети были посланы с письмом к тому барину, домом которого управлял раньше Мерцалов… Но все отговаривались или праздничными хлопотами, или неимением денег… Иные просто-напросто гнали просителей с крыльца. Минут десять никто не мог произнести ни слова. Вдруг Мерцалов быстро поднялся с сундука и решительным движением надвинул на лоб свою истрепанную шляпу. -Куда ты? – тревожно спросила Елизавета Ивановна. Мерцалов, взявшийся уже за ручку двери, обернулся. -Все равно, сидением не поможешь, – хрипло ответил он. – Хоть милостыню попробую просить... Какие несчастья испытала семья в тот роковой год? Почему никто не проявил отзывчивости к этой семье? Какое впечатление произвел на вас рассказ? Почему? Как вы думаете, чем может закончиться эта история?

Посмотреть ответ

Вопрос: Последний лист (В сокращении) О. Генри Студия Сью и Джонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома… В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами… Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома. Однажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых бровей вызвал Сью в коридор. - У нее один шанс… ну, скажем, против десяти, - сказал он, стряхивая ртуть в термометре. - И то, если она сама захочет жить. Ваша маленькая подруга решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает? Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой пациент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти вместо одного из десяти. После того как доктор ушел, Сью выбежала в мастерскую и плакала в японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской насвистывая рэгтайм. Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула. Она пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу. Вдруг Сью услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала - считала в обратном порядке. - Двенадцать, - произнесла она, а немного погодя: - «одиннадцать», а потом: - «десять» и «девять», - а потом: - «восемь» и «семь» - почти одновременно. Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи. - Что там такое, милая? - спросила Сью. - Шесть, - едва слышно ответила Джонси. - Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и еще один полетел. Теперь осталось только пять. - Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди. - Листьев. На плюще. Когда упадет последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня. Разве доктор не сказал тебе? - Первый раз слышу такую глупость! - с великолепным презрением отпарировала Сью. - Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты еще так любила этот плющ! Не будь глупышкой. Да ведь еще сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь… Постарайся уснуть, мне надо позвать Бермана, я хочу писать с него золотоискателя-отшельника. Я самое большее на минутку. Смотри же, не шевелись, пока я не приду. Старик Берман был художник, который жил в нижнем этаже под их студией. Ему было уже за шестьдесят, и борода, вся в завитках, как у Моисея Микеланджело, спускалась у него с головы сатира на тело гнома. В искусстве Берман был неудачником. Он все собирался написать шедевр, но даже и не начал его. Уже несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Он зарабатывал кое-что, позируя молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не по карману. Он пил запоем, но все еще говорил о своем будущем шедевре. А в остальном это был злющий старикашка, который издевался над всякой сентиментальностью и смотрел на себя, как на сторожевого пса, специально приставленного для охраны двух молодых художниц. Сью застала Бермана в его полутемной каморке нижнего этажа. В одном углу двадцать пять лет стояло на мольберте нетронутое полотно, готовое принять первые штрихи шедевра. Сью рассказала старику про фантазию Джонси и про свои опасения насчет того, как бы она, легкая и хрупкая, как лист, не улетела от них, когда ослабнет ее непрочная связь с миром. Старик Берман чьи красные глаза очень заметно слезились, раскричался, насмехаясь над такими идиотскими фантазиями. - Что! - кричал он. - Возможна ли такая глупость - умирать оттого, что листья падают с проклятого плюща! Первый раз слышу. Как вы позволяете ей забивать голову такой чепухой? Ах, бедная маленькая мисс Джонси! Здесь совсем не место болеть такой хорошей девушке, как мисс Джонси. Когда-нибудь я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. Да, да! Джонси дремала, когда они поднялись наверх. Сью спустила штору до самого подоконника и сделала Берману знак пройти в другую комнату. Там они подошли кокну и со страхом посмотрели на старый плющ. Потом переглянулись, не говоря ни слова. Шел холодный, упорный дождь пополам со снегом. Берман в старой синей рубашке уселся в позе золотоискателя-отшельника на перевернутый чайник вместо скалы. На другое утро Сью, проснувшись после короткого сна, увидела, что Джонси не сводит тусклых, широко раскрытых глаз со спущенной зеленой шторы. - Подними ее, я хочу посмотреть, - шепотом скомандовала Джонси. Сью устало повиновалась. И что же? После проливного дождя и резких порывов ветра, не унимавшихся всю ночь, на кирпичной стене еще виднелся один лист плюща - последний! Все еще темно-зеленый у стебелька, но тронутый по зубчатым краям желтизной тления и распада, он храбро держался на ветке в двадцати футах над землей. - Это последний, - сказала Джонси. - Я думала, что он непременно упадет ночью. Я слышала ветер. Он упадет сегодня, тогда умру и я… День прошел, и даже в сумерки они видели, что одинокий лист плюща держится на своем стебельке на фоне кирпичной стены. А потом, с наступлением темноты, опять поднялся северный ветер, и дождь беспрерывно стучал в окна, скатываясь с низкой голландской кровли. Как только рассвело, беспощадная Джонси велела снова поднять штору. Лист плюща все еще оставался на месте. Джонси долго лежала, глядя на него. Потом позвала Сью, которая разогревала для нее куриный бульон на газовой горелке. - Я была скверной девчонкой, Сьюди, - сказала Джонси, - Должно быть, этот последний лист остался на ветке для того, чтобы показать мне, какая я была гадкая. Грешно желать себе смерти. Теперь ты можешь дать мне немного бульона… Хотя нет: принеси мне сначала зеркальце, а потом обложи меня подушками, и я буду сидеть и смотреть, как ты стряпаешь. Часом позже она сказала: - Сьюди, надеюсь когда-нибудь написать красками Неаполитанский залив. Днем пришел доктор, и Сью подкаким-то предлогом вышла за ним в прихожую. - Шансы равные, - сказал доктор, пожимая худенькую, дрожащую руку Сью. - При хорошем уходе вы одержите победу. А теперь я должен навестить еще одного больного, внизу, Его фамилия Берман, Кажется, он художник, Тоже воспаление легких. Он уже старик и очень слаб, а форма болезни тяжелая. Надежды нет никакой, но сегодня его отправят в больницу, там ему будет покойнее. На другой день доктор сказал Сью: - Она вне опасности. Вы победили. Теперь питание и уход - и больше ничего не нужно. В тот же вечер Сью подошла к кровати, где лежала Джонси, с удовольствием довязывая ярко-синий, совершенно бесполезный шарф, и обняла ее одной рукой - вместе с подушкой. - Мне надо кое-что сказать тебе, белая мышка, - начала она. - Мистер Берман умер сегодня в больнице от воспаления легких. Он болел всего только два дня. Утром первого дня швейцар нашел бедного старика на полу в его комнате. Он был без сознания. Башмаки и вся его одежда промокли насквозь и были холодны, как лед. Никто не мог понять, куда он выходил в такую ужасную ночь. Потом нашли фонарь, который все еще горел, лестницу, сдвинутую с места, несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой красками. Посмотри в окно, дорогая, на последний лист плюща. Тебя не удивляло, что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да, милая, это и есть шедевр Бермана - он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист. 1. Можно ли назвать Бермана неудачником? Почему? 2. Какой главный шедевр он создал в своей жизни? 3. Что спасло тяжелобольную Джонси? 4. В чем отразилась истинная человеческая красота старого художника? 5. Как проявляется красота человека?

Посмотреть ответ

Вопрос: Как вы понимаете слова: «Каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске»? Дар великого колумбийца Великий колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес уходит из общественной жизни - обострение рака лимфатических желез. Многочисленным друзьям по всему свету он адресует это прощальное письмо. Один из последних даров миру прекрасного человека и подлинного мастера. «Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю. Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости. Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами - это потеря шестидесяти секунд света. Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят. И как бы я наслаждался шоколадным мороженым! Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу… Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю… Я бы жил в любви с любовью. Ребенку я дал бы крылья и научил бы его летать. Пожилых я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения. Как многому я научился у вас, о люди ... Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске. Я понял, что когда новорожденный впервые сжимает отцовский палец в своем крошечном кулачке, он хватает его навсегда. Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз, лишь когда он должен помочь ему встать на ноги. Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я, к несчастью, умираю…» После этого письма великий писатель прожил еще более 20 лет… Он ушел из жизни 17 апреля 2014 года. По материалам СМИ

Посмотреть ответ

Вопрос: Расскажите об известных людях, которые удивили мир своими свершениями. Подумайте, почему мы помним их имена.

Посмотреть ответ

Вопрос: Прочитайте отрывок из статьи Валерия Суслова «Дело, которому ты служишь». Можно ли сказать, что речь идет о любви человека к своему труду? Почему? Однажды залюбовался я точными и слаженными движениями слесаря, делавшего анкерные болты. И вдруг вижу, что берет он готовые изделия и начинает снимать с них заусеницы. Тут я не выдержал. Зачем, – спрашиваю, – делаете эту бессмысленную работу? Ведь анкер будет забетонирован в стене, и никто не оценит твоих стараний. Нет, – отвечает, – кто-нибудь оценит. Пройдут годы, будут переставлять оборудование, разобьют бетон, вынут анкер и увидят, что человек, который его делал, уважал свою специальность и уважал их, людей будущего. Думал о том, чтобы они не поранили руки о заусеницы. Вот так!

Посмотреть ответ